Полностью

Полностью подчиненное общество, которое часто рисуется в фильмах, описывающее события будущего, которое уже не в состоянии контролировать само себя, а лишь выполняет чью-то волю, можно обрисовать только одной сценой.

Когда большая масса людей механически выполняет синхронно одни и те же действия. Любые действия.

Who Will Take My Dreams Away

Дьявола в обыденном и простом его понимании не существует.

Есть только вторая часть той непреодолимой силы, которая несет в себе то темное и ужасающее, которое пугает людей. Только эта часть мирового разума отстаивает простейшие истины Вселенной такими методами и способами, которые кажутся человечеству жестокими и несущими только разрушение и крах. Темная сторона не церемонится с идеями гуманизма, прощения и счастья. Она просто ударяет без предупреждения, без прощения и насмерть, насмерть с провалом в небытие. Она не трогает тех, кто не заслужил её внимания. Она просто наказывает за все промахи. И для этого у нее есть свое оружие, которое идет вразрез с устоявшимся разумом обычного человека. Оно не несет зло, не съедает невиновных. Дьявол не цитадель зла, зло не его цель. Оно его оружие, которым оно управляется чрезвычайно ловко. А человек боится его, как ребенок боится наказания и считает злом все, что он не понимает и что может сделать ему больно. Абсолютно все во Вселенной подчинено единой цели и ничто не может существовать так, чтобы противостоять ей. Все, абсолютно все ведет к одному. Только разными путями, разными способами, разными образами, за которыми стоит все та же Вселенная. И если что-то безраздельно творит зло, то не значит, что оно, зло, - для него самоцель.

Только кто-то видит за Дьяволом предлог для бесчинства и прикрывается его именем для творения для своих целей темных дел, которые к самому Дьяволу никакого отношения не имеют.

И каждый получит и от светлого и от темного именно столько, сколько нужно. Ни одна слеза не проходит мимо внимания Вселенной и ни один темный помысел не проходит мимо Вселенной. Только занимаются этим два разных отдела небесной канцелярии.

Ни одно наказание не случается так просто, как и ни одна частица счастья не дарится на пустом месте. Все счета оплачиваются и закрываются.

Connect

Бумажные письма.
Пахнут бумагой, чернилами, типографской краской.
Приятно-пухлые на ощупь.

С ними столько проблем связано. Сначала не знаешь, что писать. Потом идешь в Роспечать и покупаешь конверт за 18 рублей. Еще обидно, когда два раза подряд на конверте одна и та же картинка — "С днем российской почты". Потом красиво складываешь листок бумаги из формата А4 в формат DL — тут надо ухитриться сложить лист ровно втрое. Потом в Word создаешь документ размером 110 × 220 мм и печатаешь на конверте адреса. Чтобы почтальон не мучался и не разбирал корявый почерк. И так страшно, когда принтер с хрустом съедает конверт, а вдруг что-то пойдет не так и надо будет идти за новым конвертом. Или конверт возьмется приемником принтера криво и тогда адрес не попадет в то место, где он должен быть.

Потом приходит в голову, что писать. Мелким почерком, синими чернилами пишешь-пишешь-пишешь. А потом в традициях французских писем, в конце ставишь дату, tout à vous и подпись. Иногда огорчаешься, что строчки получились кривые. А иногда случайно намочишь письмо и буквы расплываются. Чернила ведь... Или из-за огромной помарки переписываешь все заново. Так можно испортить кучу открыток... И нарвать много листов с одним и тем же текстом, если он получилось некрасивым.

Потом сто раз перечитываешь и теперь берешься за открытку. На открытке красивее писать черными чернилами. Или маркером. Потом открытку вкладываешь втрое сложенный лист с письмом, которое не несет никакой смысловой нагрузки, а просто прокладывает ниточку отсюда дотуда.

Потом все упаковываешь в конверт, да так, чтобы не помять. И заклеиваешь. Смотришь на него минутку... и на почту. Опускаешь в синий ящик и ждешь 6 дней, пока тебе не скажут — "Ура! Ура! Оно пришло!", и ты обрадуешься, что на этот раз Почта России сработала хорошо и не потеряла столь драгоценные клочки бумаги.

Такие вот действия. Не то что e-mail отправить — стандартный, обезличенный, простой до ужаса и нисколько не уникальный на вид. Но быстрее, проще и надежнее.

Но бумажные письма, как и книги, в отличии от электронных, все таки интереснее, трогательнее, вкуснее и красивее. И шуршат...

Запахи

Город весной пахнет ландышами и сарсапарелью.
Новая книга пахнет таянием Андов и свежестью бумажного шелеста.
Поцелуй пахнет клубничными леденцами и прикосновением тумана.
Плюшевые коты пахнут мягким светом, бархатным теплом и наэлектризованным воздухом.
Первый снег отдает привкусом водянистой белой смородины и неустойчивостью взрыва надежды.
Звездное небо пахнет ветром, мятой, томным и густым привкусом масла и смерти.
Абсент пахнет свободой, безумством и зеленым, эфемерным, пыльным вкусом идиосинкразии.
Гроза пахнет лиловым цветом, озоном, крахмальным хрустом, черно-белыми фотографиями и полевыми цветами.
Цветочный магазин отдает студенистым воздухом, розами, шорохом слюды и ночным садом.

Невозможно восстановить в мыслях или представить запах; и ничто не может так точно и реалистично нарисовать воспоминания или воссоздать образ, как внезапно ощущенный, знакомый запах. Каждый запах жестко связан со своей ассоциацией и нет возможности их разделить.

§ 5. Aut bene, aut nihil

Я спокоен. Я в равновесии. Если меня вывести из него, то будет катастрофа. У вас такого не было никогда? Вас ничто не выводит, ничего не злит. Вы отлично ведите свое будущее, планируете что-то, живете, улыбаетесь, вы счастливы, вы знаете к чему вы стремитесь, знаете, что цель достигнется и все станет так, как эти двое хотели. Но ужасно боитесь, что что-то изменится и тогда все под откос. Вы инертны, так просто из такого состояния вас, как систему не вывести. Но вы не знаете, что может спровоцировать ваше падение. А я отлично представляю. И ни за что не позволю этому случится. Иначе это будет означать отмирание части меня, а потом как снежный ком и полетели... Abyss... А абсолютные мелочи вам не наносят никакого вреда. Есть две категории событий - который смогут вас убить, и которые только увеличат вашу устойчивость. Или все, или ничего. Как в заголовке. Или крах, или только взлет. Или хаос, или гомеостазис. Без третьего. Главное, не толкнуть меня и не нарушить итак хрупкую веру. Не надо, пусть все будет, как есть до той грани, после которой ensemble pour toujours. Нужно, нужно дождаться рассвета и того момента, когда белая кошка Коди сядет ко мне на плечо и мы втроем пойдем навстречу восходящему Солнцу.
Знакомо?

Amora

Я люблю.
Люблю, когда скидаё. Когда волосы лезут в рот или когда они путаются. Когда скрещиваешь пальцы двух рук и указательный палец правой руки оказывается сверху. Люблю Париж, быть спокойным, люблю любить и дарить что-то, чтобы потом это что-то связывало через пространство и время. Люблю Набережную, старые кварталы и идти ночью по улице. Люблю чай с коньяком, клубничные леденцы и яблоки, вымазываться мороженым и есть обгорелые пирожки. Люблю, когда солнце светит в глаза, а в воздухе пыль, пух, солнечные полосы, радужные линии. Люблю запах сигарет, мандаринов, эйфории, травы, свежести, мороза, сарсапарели, и когда все это вместе. Люблю по утрам расчесывать лохматые волосы, пить первую чашку чая и окунаться в утренний город, получать бумажные письма, писать аккуратным почерком, быть смешным и заставлять кого-то улыбаться. Люблю думать, что я счастливый. Когда читают сказку, бумажные пакеты и плюшевых зверей. Люблю быть в тех местах, где случилось что-то приятное и такое милое — пока я там, то проживаю все еще раз, это как маленькая жизнь. Люблю называть себя романтиком, круасаны, французский грассирующий Р, говорить фразы на четырех языках и злить тех, кто меня не понимает. Люблю смеяться над собой. Люблю глаза неопределенного цвета вполне определенной Королевы, люблю ждать Королеву, думать про неё, писать ей сообщения и смотреть в одну точку, пока жду ответа и 22:22. Люблю à, w, i и 4u.

Королева

Королевы не плачут. Королевы не лгут. Королевы ждут своего Короля, который просто задерживается и опять в военном походе против самого себя — versus alter ego. Крестовый поход против своего alter ego — это так противоречиво и трюизматично. Портпледы уложены, закат заливает томным и густым светом твои плечи, твои руки не здесь, а сладкое пирожное (еще его зовут просто тортом) уже в который раз находит в сумке ложку и смеется до боли в скулах, судорожно, уничтожающе смеется, до того самого момента, когда пароксизмы спадут до своего минимума, пытаясь утонуть в своем экстремуме. Падают-падают-падают, а потом, со скоростью, присущей лишь экспоненте, проваливаются резко вниз до бесконечности. И чем ближе к заветной точке, тем все ниже и ниже. А после этой точки сразу сумасшедше вверх до ∞. Тут математики увидят лишь неустранимый разрыв второго рода, где по оси икс частота воспоминаний, а по оси игрек неустранимость ужаса - чем ниже, тем он тяжелее, а асимптота - это то, что в этом человеческом мире называется расстоянием, преодолев который мы из бесконечного ужаса попадем в бесконечное счастье. И тот ужас, который овевает героя, когда он думает о том как много придется потратить эфемерных красок для рисования и реставрации картин воспоминаний поверх пыльного холста обыденности, пахнущего нафталином, становится тем движущим аффектом, который уничтожит все в прах, низвергнет в подземелье и герой будет спокойно и сладко счастлив. И тут его начинает душить то самое расстояние, от которого он задыхается в пароксизмах острого недостатка такого родного и фатального присутствия Королевы. А потом он в который раз подписывает договор с самим с собой и скрепляет его откровениями с теми, кого он пытается считать близкими душами. А потом эти откровения жгут Короля, как вечерний закат. И Маленький Принц стоит рядом и ворошит свои пшеничные волосы. А потом герой, он же Король, вспоминает, что это он и есть и его уносит в бездну. А потом Doxylamine вступает в свои права, очерчивает своими крыльями границу сна Короля и сон приходит как великий спаситель, а при ежедневном утреннем воскрешении он хватается за то, что его спасает encore une fois, пока функция, о, как это ужасно, не приблизилась к своей асимптоте слишком близко, смертельно близко. И так будет 60*60*24*365 секунд. Пока король не улыбнется и не скажет, глядя в безумно не определенные глаза Королевы цвета лунного камня и нежности, "я тут навсегда". И то место, где это будет сказано, станет святым для их короткой жизни...

Просто кто-то нарисовал эту любовь, и если он не дорисует её до конца, то это будет масляной эпитафией на могиле Маленького Принца. Огромным, недорисованным некрологом, который станет его, того самого кого-то, крестом. Ведь ты меня слышишь, кто-то?

Почти Король, Маленький Принц с образом Королевы.

Все будет хорошо

Экзальтированные декорации к эфемерно-возвышающим чувствам.

http://www.artlebedev.ru/everything/illustrations/sonika/9802/