Curriculum Vitae

Кто ж виноват, что я человек ветра, что все, что я делаю зависит от положения звезд, от Луны, от направления ветра, да черт знает от чего... Что я не могу делать то, что хочу. Что чтобы что-то начать нужно хоть чуток энергии. Когда есть силы я могу спать 4 часа в сутки, могу рассказывать интересные, только мне такому маленькому, вещи, могу улыбаться, могу делиться своими горстками нежности, рисовать свои мысли, рассыпаться фразами, могу работать, могу хоть что-то творить. А потом наступает упадок и ничего не получается делать, даже просто сказать два предложения, даже просто набрать номер, даже просто улыбнуться и просто встать с постели. Что может начать душить все та же боль. Нет, не сильная, еле заметная, но подчиняющая себе. Что даже одно лишнее движение, даже полоса света, даже звук шагов кошки выводит из себя, что просто хочется рвать на себе волосы от собственного бессилия. И для какого-то действия надо сначала накопить энергии, которая потом тратиться так беспощадно, как песок сквозь пальцы.

И нет никого рядом, кто мог бы поделиться со мной своим присутствием. И, знаешь, так получается, что начинаю говорить сам с собой. Кто ж виноват, что когда мне нужен близкий человек, то его нет не то что рядом. Когда просто хочется громко-громко помолчать с кем-то.

Кто ж виноват, что я живу в своем времени. Что, буквально через неделю без учебных занятий и рабочих будней, я просто забываю дни недели, не помню числа, сплю два раза в сутки и 24 часа проходят для меня как два дня. Что забываю, где оставил свои очки, забываю посмотреть номер трамвая, забываю, что было вот только два дня назад и не вспомню, пока мне не напомнят, забываю имена, лица, события. Что никогда сам не запомню дату и время какого-то важного события. Что многие вещи мне надо записывать.

Кто ж виноват, что иногда я ничто потому, что рядом со мной ощущение физического неравновесия. Ощущение выворачивания себя наизнанку, цены каждого движения, тяжести каждой мысли и нежелания быть в сознании еще хоть секунду. Обволакивающая черная материя отупляющего осознания, что еще немного это низко и слабо реющей боли, которой почти и нет, которая почти незаметная, но своим маленьким телом давящая и поражающая и удушающая. Иногда просто хочется удариться о стену, чтобы погасить это слабую боль чем-то сильным. По-крайней мере, останется сильное, ударяющее и неприятное ощущение, и главное в нем будет то, что я буду точно знать, что оно пройдет. Буду примерно знать через сколько времени, буду знать как уменьшить урон от его присутствия, как сделать ее существование менее тяжелым.

Кто ж виноват, что я ужасно боюсь быть лишним или не во время. Маленький детский синдром. Когда нигде и никому не был нужен, когда ничего не мог сделать, не знал того, что знали все моего возраста. Что мне было неинтересно то, что увлекало их. Ужасная, паническая боязнь оказаться не там, где надо, помешать своим звонком или присутствием. Даже маленький жест, движение, черточка, точка может напомнить, что тут не моя территория, что тут другие, которым я отношусь лишь через эфемерное понятие "друг", "знакомый", "гость".

Кто ж виноват, что даже ощущение на час, что меня оставили, ввергает меня в ужас, заставляет бесцельно ходить по квартире и думать, думать, думать. Что даже маленькая мысль о том, что то, что было вовсе не моим или понимание того, что о ужас, я это потеряю, просто убивает меня.

Что иногда я противоречив, что хочу больше, чем мне можно хотеть. Что прощаю себе то, на что обижаюсь, если это сделает кто-то другой. Но никто и никогда не поймет все мои мотивы действий, все мои подтексты и заметки на полях. Никто и не хочет. Главное понять во мне обычные мелочи и бытовые мелочи — что люблю есть, что люблю читать, что снится, о чем я думаю и чем занимался весь день. Потому что никому неинтересно и не нужно все остальное.

Все мои странности воспринимаются только как, вероятно-несомненно, желание показаться не так как все, выпасть из серой толпы обычных и попасть в не менее скучную смешную толпу необычных и сумасшедших. Все мои выпады, конечно, принимаются как гордость, амикошонство, фиглярство, нежелание идти на контакт, замкнутость, издевательство и насмешку, а еще эгоизм и эгоцентризм. Да, я живу в своем мире, но он, отнюдь, крутится не вокруг меня самого, а вокруг моих мыслей, моих желаний и моих мечтаний, моих творений и прочего, прочего, прочего.

Кто ж виноват, что жить приходится под девизом aut bene, aut nihil. Что не могу признать никой полумеры в чем-то, согласится чем-то владеть только отчасти и в какой-то мере, отличной полной.

Кто ж виноват, что мои письма это только интересные истории, наполненные смыслом фразы, красивые решения и полет фантазии. Все, что угодно, но только не записки из заключения, не крик о помощи, не желание вырваться из круга насмешек, непонимания, одиночества и меланхоличной и мятной депрессии.

Кто ж виноват, что я так наивно верю каждой маленькой фразе. И что никто не воспринимает мои слова на необходимом мне уровне серьезности. Их сначала надо прокричать, громко-громко, на пике эмоций, на разрыве голосовых связок, прокричать резкими и грубыми фразами.

И все истории о противоречиях, о внутренних конфликтах воспринимаются всеми лишь как книжные истины, как эталонные тексты, которые, о, да, несомненно, имеют место в мире и в ком-то, но это место в мире и этот кто-то не может быть рядом со мной. Это есть, но не тут, не в моем доме, не в моей жизни, не на моей планете и не в мое время. Человек может согласиться с любым чудом, с любой сказкой, с чем угодно, но с тем условием, что это будет не с ним и он этого не коснется. Присутствие чуда и сказки рядом с собой человек не воспринимает. Это еще что. А вот то, что человек может реально убивать сам себя из-за чего-то, терзаться из-за мелочи, что даже что-то незначительное и ничтожное может значить для него в тысячи раз больше, чем для других — это уж простите, увольте, оставьте. Так не бывает.

Кто ж виноват, что я вот это пишу, этот прямой эфир из сознания и уже не помню для чего начал, что хотел сказать, о чем написал выше и что напишу через одну, две, три секунды. Это как взять длинную ленту, с отрывками фраз, текстов, рукописей и вести по ней лучом фонаря. Свет будет вырывать куски, которые будут оторваны от предыдущего видения и никак не смогут предсказать будущие слова. А лента длинная. Очень. А потом все увиденное будет проваливаться в бездну, которая потом, как думал Ницше, начнет смотреть на тебя. Несомненно. Фонарь движется быстро и все запомнить и понять нельзя. Только отрывки, только кусочки, только маленькие радости внезапного понимания одной фразы и огорчения, что тут же проплыло десяток похожих, но разных фраз. Но что они значили, что в них было, даже цвет чернил и форма букв — все испаряется, как туман после дождя. Пропадает и даже не знаешь в каком направлении и в чьи объятия все проваливается.

<...>