Свидетелем всего этого были только лампы, которые видны в квартирах с улицы. Они могут быстрым шепотом рассказать о половине того, как все выглядит внутри. Робкие, застенчивые, квадратные, бездушные, просто белые, синеватые, тёплые, желтые, моргающие или с ровным струящимся светом. Наблюдение за окнами с улицы — безнадежная и бессмысленная попытка прикоснуться к нужному и соединенному, к нужности кого-то кому-то хотя бы просто из общепринятого обязательства. Под этими лампами пьётся чай, окисляется и чернеет поделенное на троих яблоко, загораются чужим для себя оттенком исписанные листы бумаги, просыпаются и поднимаются в воздух строки из книг, успевшие забыть как выглядят внимательные глаза, подвисают островные и зеленые миры, на которых начинает идти дождь от тёплых комнатных лучей и которые схлопываются в мириады светящихся точек, когда кто-то щелкает по выключателю. Эти мерцающие точки потом скатываются по световым дорожкам уличных фонарей в окна, собираясь над домами в бесконечные нити объединяющего городского пространства. Если только шторы, ограничители домашнего смысла, границы, хранящие создаваемое внутри (хоть оно и не меняется от внешнего наблюдения), источники таинственности, не мешают им. Попытка придумывания, что происходит внутри — по обрывкам, вещам, которые лежат на шкафах, частях картин на стенах, обоях — почти всегда заканчивается неудачей. Иногда за стеклянными плоскостями можно увидеть живущего там человека. Это создает более полное впечатление о человеке, чем случайная и мимолетная встреча с ним в метро или на улице. Под комнатным светом человек более трепетный, открытый, естественный, незащищенный, более настоящий и живой — ощущается дыхание, направленность, присутствие смысла. Всё из-за лампы.
Человек, дойдя до противоположной стороны площади, открыл низкую полуподвальную дверь и позвал того, кому нужно синее ведерко с обычной водой, кто понимает только самые важные ему фразы и живет только в открытых дверях, образец ограниченности и уверенности. На скрип легкой и развалившейся двери город отозвался щелчком оконой рамы. В неусмиримом потоке вырывающегося лампового света, задыхающегося в студенистом морозном воздухе, появилась рука, обернутая полосатым шарфом, подхватила горсть снега, подкинула его вверх и звенящий смех понесся навстречу холодной и убивающей ночи. Потревоженные снежинки первую секунду беспорядочно носились в теплых отрывках комнатного пространства, но уже через несколько мгновений нашли в себе силы успокоиться, собраться в единый поток и отправиться далеко вниз, к самой земле, рассказывая по дороге всему свету о своем внезапном и коротком путешествии. Центр мира может быть где угодно, в этого мгновение он был именно тут. Окно захлопнулось обратно, создав маленький ураган, что сразу же отразилось на другом конце света, скинув пару пожелтевших листьев на тысячелетнюю брусчатку мостовой столицы Океании. Листья были молчаливы. Ведь им всё равно нечего было сказать — они не знали, что толкнуло их сброситься вниз с оглушающим шуршанием, но им казалось, что это их собственное решение.
Тот, кого звали не отозвался. Как и в последнии три года. Похоже это была последняя девятая жизнь.
