молоко, густое от излишне работающего компрессора, было наглухо замкнуто в картонной коробке, прослоенной алюминием. мысли о нём быстро и резко врывались в белое пространство и мгновенно вязли в взвеси из жиров и сывороток. так же этот день, после дождя, отдавал содой, настойкой из тополей и молочной нетронутостью сознания. сладкая амальгама горизонта ослепляла мысли и склеивала неуклюжие движения. наш старый знакомый ветер решил действовать быстро и по инструкции. влил в молоко утра северного ветра, пачку крупной соли и пару пакетов концентрированного тумана. всё взлетело и повисло в воздухе взвесью кислого, мутного, костно-белого, терпкого наваждения. оно залилось во все комнаты и дома города. она проснулась.
холод просыпающегося города. в путеводителе было ясно написано, что город портовый. но ничего не было видно сквозь порошковое покрывало острых снежинок. влага, выдаваемая самым легким и хрупким человеческим органом, кристаллизовалась в воздухе уже на лету. собираясь в острые геометрические фигуры, они падали к ногам за ровно одну целую тринадцать сотых секунды. сознание не отличало утро от вечера. был просто город. надо было прорваться. он уснул.
