слова.

теплый, волнообразный сгусток, рождается между ладонями. возникает у них у всех, — имеющих разные слова по каждую руку. пока жду. о каждую сторону, гордые имена на бортах вечно путешествующей баржи. борт, брод, bird, брат.

думаю, вы знаете. знаете же? так вот на каждой руке у вас по слову. на первое левое слово с вами все начинается, а на второе, правое, — вы уже не вы и вас нет. между ними — историческая справка, как выдержка из большой книги, как будто бессмысленный свал длинных линейнообразных блоков, наслоенных, как структура графита. у кого-то бесформенное облако, наветер снежной мелкой пыли, просвечиваемой дыханием, верхним, легким, конфетным, карамельным, отголосок буйствующих и протестующих легких. кто-то разваливается в разваренные волокна, тугой пучок белка, денатурированный вконец, обнимает свои слова. и путает их. нáрочно. на речной пристани. пристала и не отстаешь. рад, жутко рад. приставай к берегам, держи белковые волокна, даже если они и против. против ветра и реки. они безвольны, не то что правое и левое. вот они-то вольны собраться в словосочетание с любым подтекстом, любым смыслом за кадром. в словосочетание и нет двух одинаковых комбинаций слов, у каждого своя пара. как и ты моя пара, так и мои слова — моя и только моя пара, пустота — это тоже место и значение. это лучше полярных координат, лучше имени, лучше первичного ключа.

а у кого-то нет первого слова. ведь вы можете и не знать, где начались, можете не помнить слово, если оно потерялось. смылось мыльной водой, смылось вольным морским ветром, смысло-графика. потерялось из идей самозащиты. тогда вы — это ваше единственное слово, и только ваше. владейте ответственно. только, пожалуйста.

но вы всегда помните правое слово. года или крошечные доли секунд. нет такого, что его нет.
несчастны, придумывающее ему выдуманные значения, подшивающие факты, изобретающие переходы через подземные переходы, как гиперссылки энциклопедии. ничего не значащие связи. ничему не светящие фонари. фонари моста. моста, всегда стоящего. просто стоящего или стоящего машинами на нем. счастливы, у кого оно просто есть. есть и всё.

у тебя, конечно, два слова одинаковые. такой больше нет.
а моё правое слово — одинаковое красивое словосочетание к обоим твоим.
в конце мы будем вместе.

угол.

◾ веки хранят воспоминания, не больше века зараз, отбирая цвета у радужки, которая обесцвечивается от пресыщения увиденного, превращая световые потоки и полосы в простые нейронные связи, строгие и механические. стремятся к всё видевшему белому.

неси уголь в титан поезда голыми руками, оставляй разводы ладоней на хрустящих отбеленных простынях. синих от белизны и иссиних от угля. волокна ткани становятся хрупкими от химического воздействия, слоятся на нити, истлевают. деревья и белки превращаются в уголь, чистый углевод, прессованную энергию. встречается белое и черное. пострадавшие от времени и химии. они немного старые, он чудовищно древний. две самые яркие и старые противоположности поезда.

самое дорогое на площадь несите.

/ va bene. ————
ahora comprendo, hora me veo, entiendo que todo en lo que creo
не обласканная всеми красотка, в ярком платье подставляешь руки ветру из окна нарядного автомобиля. всеми покинутая, избитая морской солью, непонятая своими собственными горожанами. может, все и иллюзия в этой жизни. но я видела тебя такой. February 2

самое дорогое на площадь несите. покажите морю, явно и открыто, что всё, что у вас есть, ему не нужно. расскажите ему по слогам, совпадая с частотой волн, стараясь насильно отличаться от белого шума, не привлекая внимания белой королевы, не пачкая своими ладонями белых полотен, снежных склонов, нежных белых слов, беличьих боков и не разматывая тугие веретёна белков. покажи, громко прокричав, показывая на вытянутых ладонях, открытым смелым взглядом под центрином и мометазоном смотря ему в горизонт. произнеси, что есть лёгких, что вот оно всё, чем ты владеешь и ничего больше не утаено. выпроси прощения до следующего полнолуния, до следующего прилива. потом уноси, у ночи на виду, в башню маяка, прячь на самом верху, ведь если ты поступишь так, что твое прощение будет аннулировано, то море будет тебя преследовать ровно минуту, пока все его доступные воды не будут пролиты через площади, сквозь улицы на дороги и тяжело вздыхая не столпятся у подножия маяка. не думай, этим все не закончится. так что храни прощение, гордо неси его значком на рюкзаке, вышивкой на ткани, вздохом внутри, меткой на пластиковой карте, не связывайся, не вязни, не обманывай его [море] и тело его [воду]. она, вода — не исключённая, не принимающая решений, она без исключений, — знает и хранит в себе все последствия в готовом виде, достает уже решённое, только выбирая из тысяч вариантов. конечно, всё это восходит, как правило, только к одному — к замене молекул кислорода молекулами соли, — к удивлению эритроцитов и к счастью воды, что внутри тебя. растворяет альвеолы и изъедает тебя, — на нет, в конец, подчистую, запредельно и не навременно, до стертых подушечек пальцев, до прямой боли в нерв, до крошащийся соли под кистью исследователя через 1ооо лет. и теперь уже ты сам один из тысяч почти идентичных вариантов, — готовый формат последствия. морской шаблон. да, теперь ты всего лишь морской паттерн. поэтому тебе, прямо сейчас, надо попросить кого-то другого, в следующий раз, нести за тебя на площадь твоё самое дорогое. ты ведь уже знаешь это чувство. ты ведь уже не раз носил чужое к морю. так же бережно, как и своё. но смотреть на это ты будешь уже со стороны моря. и будешь принимать решение. не мсти, сохраняй холодную воду и кушай на обед, пожалуйста, только горячий гольфстрим.

амстердам лежит ниже уровня моря на минус 2 метра и уже некоторое время пренебрегает этой историей.

имеет право, после анечки на prinsengracht 263.* 

to whom it may concern.

продукты на премьеру. — приду

раньше бы я перекричал. — переписал

я пока этикетки отклею от бутылок.

а часы что говорят? — часы доедают электрические заряды

it’s not only me but there are some bunch of somehow fascinated things that are so unexpectedly combined in some big snowball.

две воды.

следов помады от тебя не дождёшься, так хоть так пока.

сказал, что ты нормальный!

чай имени тебя.

я думаю, что часто думаю про xxx.

немного недоумеваем почему так происходит.

как ты захватил.

это прямо уроки актерского мастерства. займите 3 мечта места и сохраняйте спокойствие.

ещё делаем кучу мелочей всесветно. — вместе

выходные — тебе.

безразмерно большие окна.

однажды ты обрастешь челкой, о тебе на вид станет больше, чем нужно им. заметишь это однажды, потом вспомнишь еще раз, а далее — начнешь замечать чаще и чище. потом выйдешь из дома, сердце остановится едвали, дыхание собьется наврядли. побежишь, растягиваясь позвонками, забыв заломать себе руки (равно сломать-расслоить сиальмы сна), очнешься на второй платформе, от нужной тебе. вернешься обратно одной станцией, забегая на поезд на навстречной платформе и поймешь, что — что-то легче стало. забудешь и не обратишь внимания. а потом еще раз выйдешь из дома, — раз тебе никто не сказал, что нет больше весны варшавы 198-первого; разве важно, что лето, которое сегодня, ближе теперь к осени, чем к весне, а ты только понял. спрыгнешь со ступени, поймав, спокойно лежащий воздух, в восходящем потоке его-своего падения, заставляя его [поток] смешиваться и дрожать, как температурный перепад насквозь всего материка, резко повернешь голову набок, поймав параллельный слой движущегося воздуха (накрест пролетая). волосы развеешь и вроде — не оброс, вроде не мешает, вроде только что было нормально, давай оставим, пожалуйста. лоб холодный, кусается против ветра, сопротивляется-рассекающий. ничего на нем нет, как и нет чего-то такого, чтобы лететь так всегда, — навстречу звуку и волнам, горькой своей кожей вторгаясь и споря с самой солнцем-ней. горькой — от всего, что на ней (вот тут не Ней же, а ней — на коже) — лак, вода, дезодорант, мыло, полотенце и радость. а потом все вернется. беспокоит, трогает и касается. но ты знаешь, что делать. теперь есть способ. и это ты-невозмутимая против меня-я. подворачивай все, даже не только одежды части, а подворачивай — дороги, голову, мышцы и ноги, будь в неудобной позе и тянись.

—

записки (про взыскать траты за воду в полном объёме) на обломках телефонов из ведомств про беженцев/мигрантов.

держу.

в дальше — необычное.

к. м.

что ты сделал сам, а что с тобой само случилось несмотря на.

случилось и ты подхватил контекст.

возвел в квадрат и носишься с этим дореллион гуголплексов лет.

j.

маленькие хлебушки.
четыре с половиной сахара волос — длина, измеряемая пакетиком сахара. пакетик длиной 1о сантиметров. значит полуметровый.
но хлебушки конечно не в сахарах.

спускаешься на дно моря.
там где вода уже далеко не синяя.
и от неба остаются лишь воспоминания.
и ты сидишь там в полной тишине, сидишь. в тишине.
пока не решишь, что готов ради них умереть — и тогда они появляются.
появляются и оценивают тебя и твою не-xxxxxx.
и если ты им понравишься и твоя не-xxxxxx искренняя и чистая, то они останутся навсегда.

попробовать сделать ватные облака и повесить над кроватью.

буду ждать там же. под левой рукой, рядом с кофе.

вторник, 5 вечера, минское шоссе, бритиш петролеум.
свидетель олег.

у всех разные многоточия. я не помню, что значат эти.

слово «вечно» обозначает несуществующую вещь.

где-то там может есть тот, кому нужно синее ведерко с обычной водой, которые понимает только самые важные ему фразы и живет только в открытых дверях.
образец ограниченности и уверенности.

центр мира может быть где угодно. рука, сгребающая снег с карниза.

вернусь рулон.

мои три часа утра, не полдень, не полночь, а — полветер, полвдох, подпол, подвох, порох, вспорхнуть и вспыхнуть. я не видел, не видел океанов, космической пыли, солевых гор, мотков шерсти на голову выше меня и не видел и тебя в а-завтра-была-коробка, были коробки, были картоны, были люди, был маленький марш, всё было. теперь моя очередь. you are offline. don't panic. тонет, тонет, маленький зверь в ведре. зверь твоих глаз. только и могут, что смотреть. никто, совсем никто, не может отнять у кого-то бы то ни было того самого важного, что предназначено быть самой важной сутью, основной линией, ватерлинией, в атмосфере линкора и линией карандаша. не могу вспомнить название. бестиарий!

как бережет он, обрубленный, ограниченный, то, что осталось, что стало дороже всего, что давно было целым. в обертке простой бумаги несет он в непростой момент, в сложный случай. несет и бережёт. красота в мешках под глазами, в складках, в неточностях, в покалеченности, в неполноте. неполноте, которая искусно и красиво дополняется тем, что пока на месте, что не тронули, не испачкали. как, обсыпая нечаянно все мукой, на полу выживает одна плитка, один участок, случайный локус. и все вокруг — ничто. и что под мукой, и что просто есть. нет никакой разницы.

посылаю тебе с островов неведомых неведомые слова и глянцевые обложки. береги, изо всех сил береги, травинку, бумагу, ресницы, синяки, нитки, береги молоко от тепла, береги огонь от воды, а воду береги от мелких камней. не береги себя, потрать себя, выбери себе книги и стихи, выбери топлёное молоко для кофе, возьми салфетки в горох, решись, гладить или нет, решись на сыр в пирожном. всегда и везде есть место подвигу. но не всегда есть шанс сделать его оцененным, значимым вне тебя, известным что ли, как будто так можно выразиться.

оставайся в пограничности, в демаркационной зоне, на линии принятия решений, ни там и ни тут, держись, балансируй, там — ты не та, а тут — ты все равно не та. держись из последних сил. ты можешь. твои белые футболки об этом и говорят. твои белые слова до сих пор непонятны. на улице холодно, чудовищно холодно, ты падаешь в снега, улыбаешься, радуешься и уже никогда не вернешься домой и не проснешься. а я возил твой рюкзак по местам, по стоянкам, по сидениям, несу эту ношу, держусь.

привет, нелюбимая, с 8 этажа, с прибрежной зоны среднего течения, с озера, пресного озера. в 1959 советская ракета сфотографировала невидимую сторону луны. но она, сторона эта, все равно невидимая. так и ты. loveless.

the light inside has broken but i still work. me too, vending machine, me too.

нас несут в небеса. например, лифты. нас, добрых внутри когда-то людей. некоторые люди улыбаются. некоторые забывают бояться. некоторые, из-за неработающей кнопки 8 этажа, едут до 9. вниз легче. обратно легче. но легче — не для нас.

каждый, просто каждый, — наветренный, навстречный, может любить, убить, улететь, забыть, пройти мимо.

как думаешь, чем отличается, вода подброшенная в воздух и таже самая вода, но только в бутылке. да много чем на самом деле. первая — это мировой океан. а второе — просто твоя глупость, в один из дней на обычной кухне. давай так — это несравнимые вещи.

спи сладко, у нас разные завтры.

только не спи, держи не меня. справься, пожалуйста.

я болен, невами, не вами. вот только нева — одна.